Одна из новаций Уголовного уложения 1903   г. состояла в том, что в нем в качестве обстоятельства, влекущего непреступность деяния, была предусмотрена направленность последнего на предмет несуществующий или негодный для достижения искомого преступного результата. В статье показаны теоретические и практические предпосылки данной новации. Представлена и проанализирована практика Правительствующего сената (высший суд Российской империи) относительно посягательств на мнимый или негодный предмет (объект) преступления в период действия Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, предшествовавшего Уголовному уложению 1903  г. Сделан вывод о противоречивости изученной судебной практики и объективной потребности правоприменителей того времени в четких и разумных критериях по указанному вопросу. Проанализирован замысел разработчиков Уголовного уложения 1903 г. касательно рассматриваемого обстоятельства, а также соответствующее положение закона. Сделан вывод, что идеи и суждения, высказанные в ходе разработки и оценки соответствующего нормативного предписания, могут быть востребованы при совершенствовании УК  РФ, который прямо не регламентирует ответственность за покушение на негодный объект.

Идея автоматизации права и правовой деятельности в последние годы становится всё более популярной в научной юридической среде. Одним из способов такой автоматизации является преобразование законодательства в машиночитаемый вид. Это могло бы обеспечить возможность автоматического применения права, увеличить правовую определенность, доступность права для конечного пользователя. Одним из важных шагов на пути внедрения машиночитаемого права в России стало принятие в 2021  г. Концепции развития технологий машиночитаемого права. Представляется, что для успешного развития данного направления необходимо комплексное теоретико-правовое осмысление нового для отечественной юридической науки явления  — машиночитаемого права. Используя формально-логические методы, автор дает определение машиночитаемого права, основанное на существенных и необходимых признаках рассматриваемого явления. В  статье приводится перечень обязательных и факультативных признаков машиночитаемого права. Отдельное внимание уделяется алгоритмизации права и использованию правовых онтологий. Выделяются основные следствия машиночитаемости права, относящиеся как к этапу правотворчества, так и к этапу использования машиночитаемого права. К  таким следствиям можно отнести различные разновидности тестируемости машиночитаемого права, возможность автоматического толкования, правоприменения и непосредственной реализации машиночитаемых правовых предписаний. Вводится понятие машиночитаемого права в широком смысле слова, охватывающее не только правовые предписания, но и содержание смарт-контрактов, машиночитаемых доверенностей. Рассмотрены вопросы машиноисполняемого права и связанного с ним перехода от правовой к технологической нормативности. Настоящая работа вносит вклад в теоретико-правовое осмысление машиночитаемого права и может способствовать его успешному развитию в России.

Статья представляет собой обзор цифровых ресурсов, применяемых в ходе избирательных кампаний, с выделением их положительных и отрицательных сторон, подкрепленный примерами из практики. Рассматривается электронная демократия как логичное последствие укоренения информационных технологий в жизни общества. Анализируются дистанционное электронное голосование как субсидиарный способ реализации активного избирательного права в Российской Федерации; «Мобильный избиратель» как отвечающая требованиям времени альтернатива открепительным удостоверениям; цифровые сервисы, предоставляемые посредством федеральной государственной информационной системы «Единый портал государственных и муниципальных услуг», а также возможности искусственного интеллекта в рамках выборов. Указывается на содействие цифровых ресурсов реализации не только активного, но и пассивного избирательного права, что выражается в возможности сбора кандидатами подписей онлайн. Отмечается рост значимости технологий искусственного интеллекта в ходе предвыборных кампаний, равно как и необходимость законодательного регулирования пределов его использования из-за рисков распространения фейковой информации, способной влиять на мнение избирателей о баллотирующихся кандидатах и, как следствие, на результаты выборов. Поскольку технологии искусственного интеллекта являются новыми, в Российской Федерации имеются пробелы в правовом регулировании рассматриваемого вопроса, ввиду чего в работе указывается на невозможность решения обозначенной проблемы путем точечного принятия отдельных норм. На примере зарубежного опыта подчеркивается необходимость системного подхода к разработке соответствующего нормативного правового акта, упоминается возможность формирования новой отрасли права (цифровой) в связи с анонсированием принятия цифрового кодекса.

В   работе обращено внимание на отсутствие целостной теории поощрения муниципальных образований, что затрудняет разработку эффективной поощрительной политики в их отношении. В статье рассмотрены существующие в науке подходы к пониманию правового поощрения, высказана авторская позиция по данному вопросу. Отмечена сложность создания единой теории правового поощрения в силу нахождения поощрительных норм в законодательстве, имеющем различную отраслевую принадлежность. Уделено внимание поощрительным правоотношениям, что позволило рассмотреть муниципальные образования в качестве их участников. Показаны особенности публично-поощрительного отношения, дана характеристика муниципальных образований как субъекта публично-поощрительного правоотношения. Отмечено, что объектом поощрительных отношений с участием муниципальных образований становятся общественные отношения по стимулированию муниципальных образований в лице их органов и местного сообщества к эффективной управленческой деятельности. С   этой целью выделяются денежные средства посредством межбюджетных трансфертов и грантов. Основанием поощрения муниципальных образований являются показатели эффективности их деятельности, выраженные в количественных и качественных характеристиках. Содержание правовой конструкции «поощрение муниципальных образований» определено как деятельность уполномоченных субъектов, направленная на установление условий и критериев поощрения муниципальных образований и стимулирование их к эффективной управленческой деятельности за счет применяемых поощрительных мер.

В  статье исследуются вопросы правового регулирования функционирования платформы цифрового рубля, которая рассматривается в качестве элемента национальной платежной системы, информационной системы, совокупности финансовых технологий. Проводится анализ правовой природы информационной платформы в качестве общего понятия для разновидностей цифровых платформ. Делается вывод о необходимости закрепления законодательного определения информационной платформы. В  работе также рассматривается правовой статус оператора, участника и пользователей платформы. Делается вывод, что оператор платформы имеет особую функциональную нагрузку, поскольку он несет исключительную ответственность за любые процессы, связанные с работой платформы цифрового рубля. Автор также акцентирует внимание на проблеме блокировки дистанционного банковского обслуживания ввиду несоблюдения законодательства о противодействии отмыванию доходов и финансированию терроризма (ПОД/ФТ). Предполагается, что судебная практика об оспаривании блокировки дистанционного банковского обслуживания не изменится с введением цифровой формы национальной валюты. Отмечается отсутствие соглашений по взаимодействию между Банком России и Росфинмониторингом в части контрольных мероприятий в рамках ПОД/ФТ при обращении цифровой формы национальной валюты, поскольку не проработаны соответствующие риски. Делается вывод о перспективности трансграничных переводов денежных средств в форме цифровых национальных валют, однако указывается на ряд проблем, связанных с технической возможностью и правовой регламентацией процессов открытия счетов для нерезидентов и перевода денежных средств.

Влияние феномена цифровых платформ на общественные отношения заключается в том числе в том, что операторы платформ начинают конкурировать с государствами за право устанавливать правила для пользователей, к которым относятся почти все участники гражданского оборота, изобретательских и креативных индустрий, потребители контента и т.д. Условная приватизация регулирующего воздействия на общественные отношения на примере анализа правил платформ генеративного искусственного интеллекта для создания разного рода контента требует реакции государства. В отношении правового регулирования цифровых платформ возможно построение такой многоуровневой системы регулирования общественных отношений, которая будет опираться как на общие принципы права, так и на кодифицированные нормы. Дискуссия вокруг концепции цифрового кодекса Российской Федерации позволяет сформулировать подходы для определения тех сфер отношений в цифровой среде, которые подлежат государственному регулированию в нормативных правовых актах, а также тех, которые могут быть урегулированы на уровне «мягкого права» и в рамках договоров операторов платформ и пользователей.

Основываясь на цивилистической методологии, автор проанализировал понятие, правовую природу, а также правовой режим оказания услуг с применением технологий искусственного интеллекта. Определен правовой режим технологий искусственного интеллекта, применяемых для возмездного оказания услуг. Предметом исследования выступают юридическая доктрина; нормы российского законодательства; нормы подзаконных нормативных правовых актов; правоприменительная практика. Цель исследования состоит в доктринальном обосновании правовой природы и правового режима оказания услуг с применением технологий искусственного интеллекта. При подготовке статьи применялись сравнительно-правовой, системно-структурный методы научного познания, а также метод моделирования. Методологической особенностью настоящего исследования является сочетание теоретического и эмпирического уровней познания. Использование вышеуказанного комплекса методов позволило рассмотреть вопросы правовой квалификации и правового режима оказания услуг с применением технологий искусственного интеллекта в свете неоднозначных доктринальных и практических подходов к их решению.

Статья посвящена проблеме юридического обособления имущества наследодателя от имущества наследников. Под юридическим обособлением имущества понимается придание ему специфического правового режима, заключающегося в том числе в разделении имущества на разные пулы активов, причитающиеся разным кредиторам. В   сравнительно-правовом аспекте рассматриваются практические преимущества и недостатки различных моделей юридического обособления наследственного имущества или отсутствия обособления как такового. В   работе анализируются проблемы российского регулирования ответственности наследников: законодательная определенность модели ответственности; восприятие данной модели судебной практикой и доктриной; справедливость текущего распределения рисков неплатежеспособности и гибели наследственного имущества между кредиторами наследника и наследодателя; особенности банкротства наследственной массы. На примере наследственного имущества формулируются общие выводы, касающиеся феномена обособленного имущества как самостоятельного явления гражданского права, отличного от института ограниченной ответственности и юридического лица.

В   статье рассмотрено значение термина «искусственный интеллект». Предложено при конструировании данной дефиниции исходить из принципа «черного ящика», который, по убеждению автора, позволит сделать определение данного понятия более универсальным и не зависящим от уровня текущего технологического развития.

Исследован вопрос о том, может ли произведение, созданное искусственным интеллектом без творческого участия человека, приравниваться к произведениям, охраняемым авторским правом. Отталкиваясь от предлагаемой в правовой доктрине концепции признания авторских прав на произведения науки, литературы или искусства по творческому результату, автор сделал вывод, что произведения искусственного интеллекта сопоставимы с результатами интеллектуальной деятельности человека.

Рассмотрены основные подходы к определению правового режима созданных искусственным интеллектом произведений в отечественной юридической доктрине и зарубежном законодательстве. Предложен подход к регулированию авторских прав на рассматриваемые произведения, аналогичный правовому режиму охраны произведений науки, литературы или искусства после смерти автора.

В  статье рассматривается соотношение принципов имущественной обособленности юридического лица и ограниченной ответственности с институтом материальной консолидации в делах о банкротстве корпоративных групп. Цель статьи заключается в том, чтобы, опираясь на аргументы противников применения доктрины материальной консолидации, сформулировать основания для отступления от основных принципов корпоративного права при банкротстве группы компаний. В   статье делается вывод о том, что для российской правовой системы применение режима материальной консолидации допускается только в исключительных случаях, а именно когда имеет место очевидное злоупотребление правами со стороны должника, контролирующих лиц и аффилированных кредиторов, а также свободное перемещение активов внутри предпринимательской группы, транзитный характер движения денежных средств по счетам лиц, входящих в корпоративную группу, запутанность внутригрупповых отношений, при которой практически невозможно разобраться в принадлежности активов конкретному юридическому лицу.

Общественная опасность, имея во многом объективный характер, выступает важнейшим признаком преступления, лежащим в основе принятия решения о криминализации. Однако неизвестно, как проверить, существует ли она в каждом конкретном случае уголовно-правового запрета, ведь теория верификации общественной опасности в России не сформирована. В статье предложены подходы к решению этой проблемы. В  ряде случаев следует признать, что общественная опасность является презумпцией (в   частности, по тем преступным деяниям, которые связаны с причинением вреда жизни или здоровью, с использованием принуждения, некоторых форм обмана и  т.д.). Презумпция основана здесь на таком способе верификации, как протокольные предложения, и, по сути, не требует других методов. Во всех остальных случаях при верификации общественной опасности автор предлагает опираться на метод экспертных оценок, доказательство от противного и искать новые способы проверки истинного характера общественной опасности. При этом верификация общественной опасности тут обязательна и в идеале должна проводиться на этапе подготовки законопроекта.

Российское законодательство, регламентирующее правоотношения конфиденциального содействия между адвокатами и органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность, отличается противоречивостью, преодоление которой оптимально в рамках правотворческой деятельности. На основе проведенного анализа делается вывод о том, что запрет на установление правоотношений конфиденциального содействия следует признать наиболее приемлемым способом правового регулирования рассматриваемых правоотношений в силу специфики адвокатской деятельности и особого статуса адвокатуры как института гражданского общества, выполняющего значимые функции по защите прав и законных интересов физических и юридических лиц. Вместе с тем автор полагает допустимым предусмотреть исключение из оперативно-розыскных иммунитетов адвокатов, признав дозволенным установление правоотношений конфиденциального содействия между соответствующими субъектами при необходимости использования компетентными органами помощи лиц указанной категории, причастных в какой-либо форме к деятельности преступных групп, организаций или сообществ, при условии, что конфиденциальное содействие используется для пресечения функционирования этих деструктивных объединений.

В  статье на основе системного анализа российского законодательства дано толкование деяния, именуемого «розничная продажа», как обязательного признака объективной стороны состава преступления, предусмотренного статьей   171.4 УК   РФ, а также выявлены проблемы, порождаемые действующей формулировкой диспозиции рассматриваемой нормы. Обозначены специфические признаки продаж и, и дана характеристика ее розничного характера в соответствии с положениями отраслевого законодательства. Опираясь на имеющиеся точки зрения и личное ви ́дение, автор предложил скорректированное определение термина «розничная продажа» применительно к прим.  1 к ст. 171.4 УК  РФ. Для привлечения к уголовной ответственности лиц, совершивших «оптовую продажу» алкогольной и спиртосодержащей пищевой продукции, предложено расширить действие анализируемой нормы путем внесения изменений в диспозицию названной статьи и примечание к ней, сформулировав деяние как «продажу». Указано на необходимость признания сделки притворной в случаях, когда продажа алкогольной и спиртосодержащей пищевой продукции завуалирована под сделку дарения.

Рубеж XIX–XX  вв. ознаменовался появлением отдельных международных актов, в которых закреплялись некоторые ограничения одного из традиционных прав государств  — права на войну. Необходимость их всестороннего исследования очевидна, поскольку именно эти акты создали своего рода фундамент для   развития межгосударственного сотрудничества в направлении выработки таких юридических норм, которые служили бы надежным барьером против развязывания захватнических войн в будущем. В   этом контексте первостепенное значение имеет Статут Лиги Наций 1919  г., в статьях которого, помимо прочего, закреплялись требования процедурного характера, выполнение которых было необходимым условием, предшествовавшим обращению к вооруженной силе.

Предметом исследования является также Парижский пакт 1928  г., где впервые на универсальном уровне государства зафиксировали положение о запрете развязывания агрессивных войн. Вместе с тем юридическое и грамматическое толкование положений этого договорного источника позволило автору сделать вывод, что в действительности установленный запрет не носил абсолютного характера, поскольку не все ситуации, связанные с обращением государств в их международных отношениях к вооруженной силе, можно квалифицировать в качестве войны. Подобное положение вещей, когда государства имели реальную возможность обойти договорно-установленный запрет, стало важной предпосылкой для продолжения работы в целях согласования на международном уровне определения агрессии.

Иные международные акты, сыгравшие определенную роль в установлении общего воспрещения применения силы в международных отношениях, также стали предметом анализа в данной статье.

В   статье рассматриваются ответные меры России в регулировании внешней торговли товарами. Анализируются конкретные примеры введения повышенных ставок ввозных таможенных пошлин и приостановления тарифных преференций. Исследуются основания отказа в предоставлении режима наибольшего благоприятствования, заявленные российской стороной в соответствии с положениями права Всемирной торговой организации. Проводится сравнение ответных мер по законодательству Российской Федерации о внешнеторговой деятельности с ответными мерами по праву Евразийского экономического союза. Раскрывается компетенция Евразийской экономической комиссии в сфере принятия ответных мер по отдельным международным договорам. Демонстрируются противоречия и несогласованность в регулировании ответных мер Договором о Союзе. Формулируются выводы о сходстве ответных мер с российскими специальными экономическими мерами и мерами воздействия (противодействия), о практических преимуществах поводов и оснований введения ответных мер по законодательству России над отсылочными нормами права Евразийского экономического союза. Предлагается обоснованное разделение ответных мер на наднациональные, предусмотренные международными торговыми договорами, и ответные меры, вводимые в соответствии с российским законодательством.

В  статье рассмотрены проблемы соотношения частноправовых и публично-правовых начал в энергетическом законодательстве. На основе анализа исторического развития российского и зарубежного энергетического законодательства делается вывод о том, что в своей основе энергетическое право является частным правом. Анализируются особенности предмета и метода энергетического права, обозначены критерии выделения предмета энергетического права. В  целях определения сущности энергетического права предлагается концепция областей права, к числу которых относится энергетическое право. Рассматриваются особенности организационно-регулятивных конструкций (институтов) в энергетическом законодательстве, которые выступают важнейшими структурными элементами энергетического права. Рассмотрены примеры взаимовлияния норм и институтов частного и публичного права в энергетической сфере, указана специфика функций и целей договорного регулирования в области энергетики. Обозначены ключевые практические проблемы энергетической сферы, научное исследование которых является приоритетным для правовой науки в данной области.