В статье проводится анализ цивилизационных источников европейской правовой культуры. Актуальность темы обусловлена сложной динамикой европейской культурной традиции, которая в настоящее время переживает этап трансформации. Участие в генезисе правовой сущности Европы различных культурных потоков затрудняет понимание современной культурной идентичности европейского права. Важным мотивом исследования было уяснение места славянской исторической традиции права в европейском культурном пространстве. Генезис европейской правовой традиции рассмотрен на основе особенностей греко-римской цивилизации. Выделены ее характерные черты, исследованы духовные (религиозные) источники дальнейшего развития европейского права — христианство и ислам; выделяются их типологические правовые корреляты. В статье раскрываются особенности европейской правовой ментальности и делается вывод о формировании в Средние века особого типа европейского правового сознания, которое сочетает религиозные, ментальные, государственно-светские и народные элементы. Обосновывается вывод о неоднородности цивилизационных элементов европейской правовой культуры, включении в нее различных цивилизационных потоков — греко-римского, христианского (западной и восточных церквей), мусульманского и иудейского. В статье обозначены контуры расщепления европейского правового сознания в Средние века на основе разрыва западной и восточной церквей; раскрыт правовой смысл некоторых элементов вероучительной практики. Дается цивилизационная характеристика славянской правовой культуры, ее антирационализма и особого типа процессуального мышления. Показано значение мусульманской культуры в развитии европейской правовой традиции; раскрыты исторические особенности судебно-обычного типа европейской правовой цивилизации. На основе исторического анализа формирования европейской правовой традиции обобщены современные тенденции новой интеграции европейской правовой идентичности. 

Возможность судебного оспаривания нормативных правовых актов (гл. 21 КАС РФ, гл. 23 АПК РФ) является важной гарантией режима законности, обеспечения верховенства закона в демократическом правовом государстве. Положения процессуальных кодексов в целом достаточно сбалансированны. Ориентируясь на требования юридической техники, можно предлагать более точные редакции процессуальных норм как минимум в четырех направлениях. Во-первых, основное содержание деятельности по оспариванию нормативных правовых актов точно выражает часть 7 ст. 213 КАС РФ, примерно такая же формулировка может быть использована для совершенствования редакции ч. 4 ст. 194 АПК РФ. Во-вторых, проверку нормативного характера актов, содержащих разъяснения законодательства и обладающих нормативными свойствами, желательно проводить не на стадии судебного разбирательства, а на стадии возбуждения производства по делу. Такой порядок предусмотрен для основного правового института: при оспаривании нормативных правовых актов проверка их нормативности осуществляется на стадии возбуждения дела. В-третьих, следует устранить правотворческую ошибку, допущенную в п. 2 ч. 5 ст. 217.1 КАС РФ и в п. 1 ч. 5 ст. 195.1 АПК РФ, — при отказе в удовлетворении заявленных требований некорректна предлагаемая формулировка решения суда о том, что оспариваемый акт «не обладает нормативными свойствами», поскольку это делает невозможным его оспаривание в порядке гл. 21 КАС РФ, гл. 23 АПК РФ. В-четвертых, процессуальные кодексы должны предусматривать возможность признавать недействующим не только нормативный правовой или право-интерпретационный акт полностью или в части, но и его отдельные положения полностью или в части.

 

Статья посвящена изучению проблем, связанных со становлением новых финансовых институтов БРИКС. По итогам проведенного исследования сделан ряд выводов. Во-первых, появление Нового Банка Развития БРИКС позволит странам- участницам осуществлять финансирование и кредитование своих программ и целых отраслей экономики на прозрачных и равных финансовых началах, без дискриминационного и предвзятого подхода, применяемого в действующей международной денежно - кредитной системе, опирающейся на доллар. Во- вторых, указанный институт будет способствовать решению сложного вопроса о форме расчетов внутри союза БРИКС между его участниками. Наряду с этим в работе обосновывается необходимость проведения расчетов в национальной валюте, что объективно обусловлено существующими, а также развивающимися торговыми связями, структурой экспортно-импортных операций и увеличением инвестиционной активности государств, входящих в союз. Аргументируется идея создания будущей валюты БРИКС R5, объединяющей региональные валюты на платформе, позволяющей соединить крупнейшие развивающиеся рынки названных стран. В дальнейшем это позволит расширить сферу обращение R5, номинировать в R5 займы (облигации), накапливать ее в резервах стран БРИКС и др. Созданные и создаваемые финансовые институты БРИКС, с учетом имеющегося положительного и отрицательного опыта, повышают доверие к данному объединению в мире, свидетельствуют об имеющемся значительном потенциале, что делает его привлекательным для других юрисдикций, позволяют повысить его влияние на создание альтернативной денежно-кредитной мировой финансовой системы.

. Концепция технологического развития Российской Федерации до 2030 года, утвержденная распоряжением Правительства РФ от 20.05.2023 № 1315-р, предусмотрела появление новых субъектов технологического развития — технологических холдингов. Первые технологические холдинги планируется создать на базе Фонда «Сколково». Финансирование их деятельности возложено на государственную корпорацию «ВЭБ.РФ», которая была наделена правом осуществлять рисковые (венчурные) инвестиции. В статье анализируются перспективы взаимодействия технологических холдингов и институтов инновационного развития. Делается вывод, что в условиях изоляции российского технологического рынка и падения объемов венчурных инвестиций финансирование технологических холдингов со стороны институтов развития может иметь положительный эффект. Однако необходимо избежать повторения негативного опыта направления государственных средств на развитие стартапов. Для этого при осуществлении венчурных инвестиций следует использовать механизмы государственно-частного партнерства. Представляется, что участие частного капитала обеспечит независимую оценку привлекательности инвестиционных проектов и снизит риски потери инвестированных средств. Обращается внимание, что направление государственных средств на финансирование деятельности технологических холдингов не является единственной задачей государства. На сегодняшний день созданные технологические холдинги рискуют оказаться в ситуации правовой неопределенности, в связи с чем необходимо разработать и принять нормативные акты, регулирующие их деятельность. Государство также должно обеспечить развитие инфраструктуры российского технологического рынка и рынка венчурных инвестиций. Создание инфраструктуры — функция институтов инновационного развития. Повысить привлекательность участия в деятельности технологических холдингов возможно за счет предоставления льгот и преференций со стороны государства.

В гражданском обороте в связи с его цифровизацией широко распространены виртуальные объекты, обладающие цифровой формой, но не имеющие вещественной оболочки в качестве реального предмета окружающего мира в привычном его понимании. Гражданско-правовой режим виртуальных объектов не определен в действующем законодательстве, между тем в условиях развития концепций метавселенных эта проблема и поиск путей ее решения приобретает всё большую актуальность. Определение правового режима объектов, созданных пользователем соответствующей платформы, на которой осуществляется доступ к виртуальной реальности, объектов дополненной реальности, а также объектов, существующих и создаваемых внутри метавселенной, в которой может осуществляться обычная деятельность пользователя, неоднозначно оценивается в литературе и правоприменительной практике. Настоящее исследование было предпринято с целью определения особенностей гражданско-правового режима объектов, создаваемых внутри виртуальной реальности либо в качестве дополненной реальности, а также в метавселенной. Сделан вывод о том, что на указанные объекты могут быть распространены режимы привычных нам объектов гражданского права (имущество, результаты интеллектуальной деятельности, нематериальные блага, услуги). Однако вещно-правовая концепция не в полной мере отражает юридическую природу изучаемых объектов, в связи с чем виртуальные объекты, копирующие вещи физического мира, по своей сути могут быть признаны иными имущественными правами. При этом режим интеллектуальной собственности указанным объектам может быть придан только в случае их создания в результате творческих усилий человека.

В последние годы, по мере интенсивного развития и распространения биотехнологий, всё больше дискуссий ведется о необходимости конкретизации и учета принципов биоэтики для регламентации различных правоотношений, в том числе выходящих за традиционные сферы, такие как надзор и контроль за биологическими исследованиями. Отдельного внимания заслуживают положения ч. IV Гражданского кодекса РФ, посвященные запретам патентования и иной государственной регистрации результатов интеллектуальной деятельности, противоречащих общественным интересам, принципам гуманности и морали. Однако данные принципы в законодательстве не определены. Более того, складывается уникальная правовая конструкция, когда нормы «мягкого» права и добровольные правила могут стать источником запретительных мер, в частности лишения права на получение патента. В развитие точки зрения А. А. Мохова и Ю. Д. Сергеева о необходимости рассмотрения принципов биоэтики как нетрадиционных источников медицинского права автором предложено учитывать данные принципы так же как нетрадиционные источники гражданского права, в частности права интеллектуальной собственности. Отдельно рассмотрен дискуссионный вопрос об установлении исключений из объектов патентных прав в условиях слабой взаимосвязи патентных правоотношений и запретов на осуществление определенных видов деятельности. Доказано, в частности, что предусмотренные в ч. 4 ст. 1349 ГК РФ ограничения патентуемости призваны стать дополнительным препятствием для использования гражданских прав в нарушение основ нравственности, здоровья, прав и интересов других лиц. При этом обоснован вывод, что исключения из объектов патентных прав в патентном законодательстве не могут и не должны подменять нормы специального законодательства, посвященные регламентации запретов определенных видов деятельности и запретов манипуляций с определенными объектами.

Статья посвящена исследованию потенциала использования результатов развития современных технологий, в том числе средств автоматизации и роботизации, для совершенствования рынка труда и необходимости адаптации действующих подходов к правовому регулированию труда, в особенности в рамках охраны труда. Новые технологические достижения влекут за собой как позитивные следствия в виде роста эффективности производства, снижения травматизма и профессиональных заболеваний на рабочих местах, формирования достойной рабочей среды и общего повышения качества жизни, так и новые риски, которые опосредованы прежде всего периодом адаптации к изменяющимся условиям труда. В статье исследуются процессы таких изменений и формируются предложения относительно возможных подходов к правовому регулированию сферы труда для целей достижения оптимального согласования процессов применения технологических новаций в производстве и достижения баланса прав и интересов участников рынка труда. 

В статье исследуется правовое регулирование создания и деятельности малых инновационных предприятий, учреждаемых бюджетными и автономными научными учреждениями и образовательными организациями высшего образования, являющимися бюджетными и автономными учреждениями. Приведены статистические данные за 15‑летний период создания малых инновационных предприятий. Выявлена тенденция снижения учреждения новых малых инновационных предприятий. Продемонстрировано фактическое отсутствие прибыли малых инновационных предприятий от практического применения (внедрения) результатов интеллектуальной деятельности, практически вся их прибыль образуется за счет реализации товаров, работ или услуг. Проанализированы правовые основы функционирования малых инновационных предприятий, что позволило автору выявить ряд правовых проблем, правовые пути решения которых он предлагает в научной статье. В завершении исследования очерчивается целевая аудиторий предлагаемых изменений в законодательство, в особенности в пункт 3.1 статьи 5 Федерального закона от 23.08.1996 № 127-ФЗ «О науке и государственной научно-технической политике» и статью 103 Федерального закона от 29.12.2012 № 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации», а также прогнозируемые результаты от их реализации.

Криминализация деяний, которые законодатель полагает преступными, является стержневой процедурой, формирующей уголовное законодательство и фундаментом уголовно-правовой политики государства. Общепринятым основанием криминализации является признание деяния общественно опасным. Таким образом, сегодня криминализация обладает свойством порочного круга в определении (лат. circulus in definiendo) — ситуации, при которой определение явления включает в себя свойства самого явления: основанием криминализации, т.е. признания деяния преступлением, является признание деяния преступным. Паралогизм в основании правовой конструкции определяет ее несостоятельность. Цель статьи заключается в выявлении роли ценностного подхода в криминализации деяний. Автор предлагает связать основание криминализации с наиболее важными (универсальными) ценностями, жизненными благами и интересами, которые нуждаются в особенной защите государством. Рационализация криминализации требует совершенствования представлений об объекте преступления, который во многом тождествен защищаемому (и нарушенному) интересу и благу. Процесс наделения деяний признаками преступности и противоправности должен базироваться на признании фундаментальности универсальных человеческих ценностей, а уголовному праву следует направить на их защиту всю тяжесть своих охранительных мер.

Стремительное усложнение регулируемых правом общественных отношений и вызванное этим сближение частных и публичных правовых отраслей стали предпосылками для формирования в рамках отечественного законодательства комплексных правовых образований. К последним следует отнести конфискацию, в равной степени являющуюся предметом регулирования как гражданского права – в качестве основания прекращения права собственности, так и уголовного – в качестве иной меры уголовно-правового характера, решающей задачи уголовной политики Российской Федерации. В то же время детальный анализ положений гл. 15.1 УК РФ, регламентирующих правовой режим конфискации, с точки зрения их соответствия цивилистической терминологии и в целом гражданскому законодательству с очевидностью свидетельствует об абсолютном недостижении законодателем необходимого уровня межотраслевого единства в правовой регламентации данной принудительной меры. Указанное обстоятельство является причиной существенных проблем в обеспечении баланса частных и публичных интересов при назначении и исполнении конфискации как иной меры уголовно-правового характера.

В статье исследуется субъективная сторона распространения информации, не соответствующей действительности. Для тех норм УК РФ, в которых указан только один из двух признаков — ложность или недостоверность, их содержание следует разграничивать. Признак заведомой ложности свидетельствует о точном знании, что сведения ложные; признак заведомой недостоверности отражает допущение соответствия или несоответствия действительности. Недостаточную проверку или выборочное исследование источников можно относить только к недостоверности. Заведомая ложность не может быть установлена лишь на основании того, что сведения не соответствуют определенным источникам, даже если источники официальные. Установление признаков распространенных сведений должно проходить в два этапа: оценка объективного соответствия или несоответствия действительности, после которой следует оценка субъективного восприятия распространителя. Основа выводов для статей уголовного закона о фейковых новостях — в учении о клевете, для которого понятие заведомой ложности является центральным. При этом при установлении умысла на распространение ложных сведений не следует пользоваться категорией добросовестного заблуждения: она противоречит устойчивому требованию прямого умысла для клеветы и фактически не поддерживается практикой, даже если суд упоминает подобную формулировку в решении. В целом для распространения недостоверных сведений предпочтительны механизмы административной и гражданско-правовой ответственности; в сфере уголовного права криминализовано должно быть исключительно заведомо ложное распространение, поскольку грани допущения истинности или ложности могут быть различными, а многообразие источников и дискуссия необходимы для общественного развития.

В статье на основе анализа новейших изменений уголовно-процессуального законодательства, правовых позиций Пленума Верховного Суда Российской Федерации и правоприменительной практики по уголовным делам показаны отдельные направления дальнейшего совершенствования применения цифровых технологий в уголовном судопроизводстве. Обосновано предложение о наделении правом дистанционного свидания обвиняемого с защитником на территории следственного изолятора с использованием систем видео-конференц-связи в отношении всех защитников, в том числе не имеющих статуса адвоката. Показана необходимость распространить возможность дистанционных свиданий защитника с лицом, содержащимся под стражей, на помещения судов. Подвергнута критике практика использования в качестве доказательства нотариально заверенного заявления потерпевшего об обстоятельствах, входящих в предмет доказывания, участвующего в судебном разбирательстве дистанционно, вместо его допроса с использованием видео-конференц-связи. Изложены доводы о том, что отсутствие в протоколе следственного действия указания на все изъятые предметы и их описания является существенным нарушением закона, влекущим недопустимость полученных доказательств. Дается оценка применению цифровых технологий при производстве следственных действий в целях недопущения таких нарушений.

Исследование посвящено анализу ряда проблем, следующих из негосударственного характера института международного коммерческого арбитража в государствах — членах Евразийского экономического союза. Автор полагает, что доктринальному переосмыслению существа института международного коммерческого арбитража способствует одно из стратегических направлений развития ЕАЭС до 2025 г., а именно проработка инициативы о создании в рамках ЕАЭС международного арбитража для рассмотрения экономических споров по заявлениям хозяйствующих субъектов. Автор приходит к выводу, что в условиях углубления евразийской интеграции понятие «международный» в контексте коммерческого арбитража постепенно приобретает новое значение — «наднациональный». Надгосударственное значение международного коммерческого арбитража упростит механизм признания и приведения в исполнение арбитражных решений судами национальной юрисдикции государств — членов ЕАЭС, поскольку надгосударственное значение принимаемых арбитражных решений обеспечит совершенно иную систему гарантий исполнения решений арбитража как надгосударственного органа ЕАЭС в силу непосредственного и прямого действия арбитражных решений на всей территории государств — членов ЕАЭС.

Евразийская экономическая комиссия (далее – ЕЭК, Комиссия) является исполнительным органом интеграционного объединения. В силу своего предназначения, Комиссия выполняет, в том числе правотворческую функцию. Реализация этой функции вытекает из ее важнейшей роли в интеграционном объединении – «мотора интеграции» и хранителя договоров», и напрямую влияет на развитие интеграции в рамках Евразийского экономического союза (далее – ЕАЭС, Союз), формируя правовую реальность в рамках Союза. В статье рассматривается порядок реализации правотворческой деятельности всеми политическими органами ЕАЭС, а также этапы законодательного процесса. Особое внимание уделено законодательной функции Комиссии, ее месту в институциональной системе ЕАЭС и ее влиянию на интеграционные процессы. Кроме того, рассмотрен опыт как Европейского союза (далее – ЕС), так и субъекта Российской Федерации – Калининградской области в сфере законодательной деятельности для его рационального использования в рамках евразийской интеграции. По результатам исследования выявлены проблемы, возникающие в законодательном процессе ЕАЭС и предложены пути их решения, а также сформулированы предложения по повышению эффективности правотворческой деятельности всех политических органов Союза, в частности Евразийской экономической комиссии.

В статье рассматриваются проблемы правового регулирования личного досмотра, вытекающие из современной практики его реализации. Проанализировав уголовно-процессуальное, административное и оперативно-розыскное законодательство, а также эмпирические данные, авторы предлагают присвоить единое наименование «личный досмотр» всем однотипным действиям, связанным с обследованием тела человека, его одежды и находящихся при нем вещей; закрепить порядок проведения личного досмотра в УПК РФ; конкретизировать перечень оснований, субъектов данного мероприятия, а также исключений из общего правила в профильных нормативных правовых актах отдельно по каждому виду деятельности; основным способом фиксации хода и результатов досмотровых мероприятий установить совокупность составления протокола личного досмотра и использования технических средств аудио-, фотои видеозаписи; разрешить проведение досмотровых мероприятий без обнажения тела человека, а также в исключительных случаях и с его обнажением должностному лицу любого пола.

Сельское хозяйство в контексте необходимости усиления продовольственной безопасности и эффективного управления землями сельскохозяйственного назначения нуждается в устойчивом развитии. Являясь одной из ведущих отраслей российской экономики, сельское хозяйство обладает предпосылками для цифровизации отрасли, внедрения инновационных и наукоемких продуктов и технологий. Работа посвящена исследованию правового регулирования использования земель сельскохозяйственного назначения в целях развития возобновляемой энергетики. В частности, выделяются два аспекта такого использования: в качестве пространственного базиса для размещения объектов возобновляемой энергетики и в качестве средства производства биомассы. Уделено внимание негативному воздействию на окружающую среду при использовании земель сельскохозяйственного назначения в возобновляемой энергетике. В частности, рассматриваются вопросы негативного теплового и теневого воздействия на земли, изменения характера землепользования вследствие вытеснения производства сельскохозяйственных культур для пищевых и кормовых целей. Автором сформулированы положения, которые могут служить основой для формирования правового регулирования применения возобновляемой энергетики в сельском хозяйстве.

. Статья посвящена проблеме вовлечения отходов в хозяйственный оборот, разрешаемый в рамках экономики замкнутого цикла. В контексте подготовки законопроекта «О построении экономики замкнутого цикла» обсуждаются пути решения вопроса об использовании веществ, образующихся в ходе производства. В свете циркулярной экономики такие вещества могут быть использованы полезным образом. Тем не менее побочные продукты производства практически невозможно отграничить по правовому регулированию от отходов производства и потребления, в связи с чем не достигаются цели максимального использования исходных сырья и материалов, а также предотвращения и сокращения образования отходов. Предпосылки, допускающие формирование порядка классификации вещества в качестве побочного продукта производства, обнаруживаются в разъясняющих документах Минприроды России. Как следствие, вырабатываются рекомендации по формированию правового регулирования применительно ко всем видам побочных продуктов производства с их подкреплением судебной практикой, развивающейся в пользу хозяйствующих субъектов.